Состоявшиеся в воскресенье, 23 апреля, выборы во Франции вывели во второй тур президентской гонки двух кандидатов — центриста Эммануэля Макрона и Марин Ле Пен, покинувшую пост лидера «Национального фронта Франции» перед вторым туром голосования.
Что ждет Францию, если победит Макрон, а что — если Ле Пен, и какие решения будет вынужден будет принимать новый президент? Стоит заметить, что, в отличие от США, любой новый президент Франции получает намного более тяжелое наследие экономической политики уходящего Франсуа Олланда, который своими действиями распугал значительную часть бизнеса, введя прогрессивную шкалу налогообложения. Французский банковский сектор разочарован тем, что правительство при Олланде не смогло никак защитить его от штрафных санкций, которые вводило американское Казначейство в отношении некоторых кредитных организаций Франции. Всем там памятно, как в Париже заявили, что хотя банки во Франции подчиняются местному законодательству и с его стороны нет претензий, тем не менее есть Вашингтон со своим правом, и он имеет де-факто большее значение, когда речь идет о наложении многомиллиардных штрафов на иностранные банки. За геополитические игрища США расплачиваться пришлось банкам Франции.
Наконец, профицит внешней торговли Германии, который обошел по итогам прошлого года превышение экспорта над импортом торговли Китая, стал не просто отдельным триумфом Берлина, а на самом деле четко показал, что экспорт немецких товаров и услуг в последние годы устойчиво замещал экспортные возможности других 18 стран еврозоны. То есть за успехи германской экономики заплатили недополученной прибылью экспортеры из Франции — второй по величине экономики ЕС, однако при Олланде помогавшей развивать экономику Германии, а не свою собственную.
Центральный банк Франции в конце 2016 года дал неутешительный прогноз роста ВВП этой страны, скорректировав его в меньшую сторону: в текущем году экономика может показать подъем лишь на 1,3%, как и в следующем. Если убрать рост за счет увеличения государственного долга, который уже достиг 96% ВВП, то экономика Франции уже давно пошла по наклонной. Политика Франсуа Олланда — это бюджет с дефицитом 3,4% ВВП, несмотря на масштабные заимствования и высокие налоги: в бюджет изымается почти каждый второй евро, заработанный во французской экономике. В среднем каждый работник во Франции платил в 2016 году со своих доходов 48,1%. При этом взносы работодателей с фонда оплаты труда составили 78%. Среди 35 стран ОЭСР во Франции самое большое налоговое бремя (40%) для работающих супругов с двумя детьми.
Политика Олланда — это также и то, что каждый четвертый француз в возрасте до 30 лет не может найти себе работу, а общая безработица, только по официальным данным, составляет 10%. При этом такая непростая ситуация на рынке труда длится уже давно. В среднем за последние десять лет годовой уровень безработицы во Франции составлял 9,1%. Расходы бюджета раздуты до 57% ВВП, однако рядовой француз от этих трат получает лишь малую толику.
В такой ситуации разговор о том, что Эммануэль Макрон держится «на короткой ноге» с коллегами в Берлине на самом деле может символизировать для французов, что вырисовывается некий Макролланд — человек, который не будет использовать связи с Германией, чтобы вернуть упущенные возможности экспорта товаров и услуг. И конечно, ориентация Макрона на руководство ЕС ставит крест на возможностях отмены антироссийских санкций и, соответственно, эмбарго на поставки ряда продуктов питания из Франции в Россию, а это опять-таки миллиардные потери для французских предпринимателей. Дело в том, что в Брюсселе политическая элита все еще окутана североатлантическим духом и ориентируется на интересы США, а не Старого Света.
В этой связи понятна позиция Марин Ле Пен как евроскептика. Она хочет дать шанс Франции жить так, как желает сама страна. Ведь Brexit открыл глаза на многое: оказалось, к примеру, что 80% «британских законов» — это спущенные из ЕС директивы, проштампованные в британском парламенте. Это ужасная правда, которая еще больше убедила британцев в необходимости вернуть суверенитет страны, а не жить по указке из ЕС, когда даже размер электрических чайников определяется в Брюсселе.
Frexit (по аналогии с Brexit) — это не какая-то риторика в духе «назло бабушке отморожу уши». ЕС был бы идеален, если работал бы как Евразийский экономический союз — без давления, без вмешательства во внутренние дела стран, которые входят в Европейский союз. Помимо вопросов с законодательством, все в Европе понимают дикость, когда продление санкций в отношении одного из главных (не только по объемам, но и стратегически) торговых партнеров ЕС, России, проводится в режиме автоматического подписания проекта документа, спущенного из Брюсселя. Ноль обсуждений — это признак не демократии, а диктатуры НАТО и американской военной машины за ширмой под названием ЕС. Не случайно, что 22 из 28 стран Евросоюза состоят в НАТО, а остальные, практически все, регулярно проводят совместные учения с Североатлантическим альянсом «по доброй воле». Случайно ли, что элита Швеции, чьи руководящие политики стремятся затащить страну в НАТО, вопреки воле большинства шведов, открыто симпатизирует Макрону? По итогам первого тура выборов президента во Франции МИД Швеции в сообщении для ведущего информационного агентства этой страны поздравил Макрона с выходом во второй тур и напрочь «забыл» поздравить с тем же Ле Пен.
Очевидно, что потенциальная победа Ле Пен во втором туре вызывает приступ бешенства у ряда политиков в Брюсселе и Вашингтоне. Им привычнее иметь послушного политика во главе Франции, который больше думает об интересах североатлантической элиты, чем собственного народа. Привычнее пытаться выкручивать руки несогласным с их курсом, вводя санкции и безосновательные антидемпинговые пошлины и возводя административные барьеры на пути торговли.
Будь ЕС другим, то и бежать из него не хотелось бы ни Великобритании, ни Франции, если будет выбрана Ле Пен. В ситуации с Францией все еще усугубляется тем, что евро, как единая валюта для 19 стран, выгоден главным образом для экономики Германии. Именно ей достаются все преимущества этого, а также значительный отток капитала из других стран еврозоны. Достаточно посмотреть на ситуацию с греческой экономикой: пока Афины накручивают на себя очередной многомиллиардный кредит «тройки» (МВФ, ЕС и Европейской комиссии) из страны как пылесосом высасываются миллиарды евро, которые главным образом уходят в экономику Германии. Аналогичная ситуация и с Францией: ее экономика работает в значительной мере, чтобы страховать от падения германскую экономику. Это прекрасно понимает Ле Пен. Французы вывели ее во второй тур, оставив в первом туре республиканцев и социалистов. Здесь очевидно разочарование избирателей традиционными представителями политического поля Франции: традиционная политическая элита страны, которая была «заносчивой», как сказала Ле Пен по итогам голосования в первом туре, не получила поддержку.
Ле Пен понятно, что стране нужно возвращать себя. У нее есть опыт не только политической борьбы, но и административной работы (с 2004 года она начала многолетнюю работу как депутат Европарламента, совмещая это с работой в муниципальном и региональном советах во Франции). Макрон неискушен в чиновничьей работе — он лишь два года проработал на посту министра в правительстве социалистов. Зато подает он себя в речах как «спасителя» и вздевает обе руки вверх — по ходу, у Макрона были учителя, плохо знающие историю. Сомнительно выглядят и так называемые трюки Макрона: социальные сети обсуждают не программу кандидата Макрона (там тот же курс Олланда на безработицу, спонсирование НАТО), а то, как ловко ему удается жонглировать бутылочкой с водой.
Понимает ли большинство французов, что будущее в их руках, станет известно 7 мая, когда состоится второй тур выборов президента Франции. У французов еще есть шанс вернуть себе суверенитет и право распоряжаться своей судьбой без замыслов «стратегов» за океаном и их безропотных исполнителей в аппарате Евросоюза.
Владислав Гинько, эксперт РАНХиГС при президенте РФ
