Молодежь — это мощный фактор развития современного общества. Именно поэтому проблемы в данной социальной группе во многом определяют картину настоящего. Кроме того, в этом сегменте происходит формирование столь необходимого для функционирования любой социально-политической системы образа будущего. Кстати, он складывается вне зависимости от того, принимает ли государство в этом какое-либо участие. Можно аккуратно сказать, что есть надежда на корректировку подходов управляющих элит к данному вопросу, однако пока социология неумолима: процессы там, в глубинах молодежного сознания, идут совершенно независимо, и их результаты могут оказаться неожиданными, более того — разочаровывающими. 

Кто такие молодые люди второго десятилетия XXI века? Сначала цифры. Официально группа включает людей от 14 до 30 лет. На 2016 г. в России насчитывалось 31,5 млн человек в данном возрастном диапазоне, что составляет 21,5% от численности населения страны. Около 50% из числа молодежи — в возрасте от 25 до 30 лет, еще половина — от 14 до 24 лет. Российская молодежь в массе проживает в городах (в 2014 г. — 75,6%). Тревожным маркером для общества является тенденция на сокращение числа молодых — основы трудового и демографического потенциала страны. В период с 2006 по 2016 год доля молодых людей в общем населении России сократилась с 27,3% до 21,5%. В абсолютных цифрах численность молодежи за десятилетие сократилась с 39 до 31,5 млн человек. Ожидается, что к 2030 г. в России останется лишь 28,7 млн человек возраста 14-30 лет, то есть 19,5% от общего населения. Впрочем, эта тенденция характерна для всех обществ западного типа. 

Однако молодежь как явление находится в постоянном живом изменении. Если даже в конце XX века человек во второй половине этого периода считался «молодым специалистом» и вполне зрелым элементом системы, то сегодня инфантилизация сознания как общая тенденция в рамках «западнистского» общества, широкий доступ к коммуникационным технологиям, скорость смены социальной и информационной повестки, нарушение функционирования механизмов социальной мобильности при одновременном росте конкуренции в рамках системы общественного производства (например, за рабочие места) приводят к значительному обособлению этого сегмента, даже частичному замыканию его в себе. Здесь, например, стоит упомянуть хорошо известную черту отечественного работодателя: «Все хотят видеть в качестве своих сотрудников молодежь до тридцати лет, но с опытом пятидесятилетних». Бизнес в России пока в массе не готов выращивать сотрудников под себя. Все это подогревает известный тезис молодых: «Без опыта работы на работу не берут».

Ряд экспертов уже давно склонны говорить о возникновении в современном обществе новой социальной группы — молодых людей, не имеющих плана собственного бытия «на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок». 

Понятие «прекариат» сочетает смыслы латинских слов precarium — «неустойчивый» и proletarius — букв. «производящий потомство», т. е. не имеющий другой «собственности», кроме собственных детей. К прекариату могут быть отнесены социальные и профессиональные группы, постоянно занятые временной и низкооплачиваемой деятельностью (преимущественно в сфере услуг), часто в рамках «серой зоны» экономики. В силу социально-экономических факторов эти люди также имеют урезанные социальные права, ограниченные социальные гарантии и обладают ущемленным, нестабильным социальным статусом. 

Статистически эта группа составляет во многих странных мира до 30-40% от общего числа трудоспособного населения. При этом значительная часть работающих молодых людей воспринимает себя как безработных в связи с тем, что их работа носит нестабильный характер, регулируется срочными трудовыми договорами, трудовыми контрактами без обязательств и без перспективы. Они ходят по кругу низкодоходных и нестабильных активностей, таких как редактор сайта, менеджер продаж, риэлтор, веб-дизайнер, охранник, курьер и т. д. Ни одно из этих занятий не имеет внятного вверх идущего социального лифта. Такое бытие приводит к нарастанию протестности молодых людей, которые, оканчивая учебные заведения, теряют почву под ногами и оказываются вовлеченными в круговорот метаний от одного фриланса к другому. 

Нужно признать и еще один неприятный факт. То обстоятельство, что у прекариата еще не сформировалось классовое сознание, он не стал еще «классом для себя», делает его удобной мишенью для манипуляций и «конфликтной мобилизации» в интересах внешних сил. Например, по ряду оценок, в период государственного переворота на Украине около 27% экономически активного населения можно было причислить к этому самому прекариату. В 2013 г. 40% всех безработных на Украине были молодыми людьми до 35 лет.

Любопытно, что значительная часть этих людей если и занята, то в постиндустриальной сфере услуг. В странах Евросоюза и США доля занятых в нематериальных сервисах, а не в непосредственном производстве продукции составляет 74% и 81% от всего трудоспособного населения. В Российской Федерации уже в 2014 г. в сфере услуг было занято 65% занятых в экономике граждан. Это очень серьезный сегмент общества.

Во время позднего СССР молодежь в основной своей массе работала в промышленной сфере — 38% из всех занятых в возрасте до 30 лет, строительстве — 12%, сельском хозяйстве — 9%, торговле — 9% и на транспорте — 8%. Далее следовали образовательный сегмент — 7% и здравоохранение — 5%. В период реформ 1990-х промышленность ужалась (падение производства более чем на 50%), что привело к сокращению кадров в этой сфере. К тому же работать в производственном и промышленном секторе стало не престижно и не выгодно, а это не способствовало приходу молодежи в эти сегменты экономики. К середине 2000-х в промышленности трудилось меньше занятой молодежи — 23%. В это же время происходит рост числа молодых кадров в торговле — 21%. Также шло существенное увеличение численности работающих в системе управления (с советских 2% до 10% от численности всей занятой молодежи), финансовой деятельности (от практически 0% до 2%).

Ранее соотношение между занятыми в сферах материального и нематериального производства составляло примерно 70% к 30%, к середине 2000-х оно уже выражалось цифрами 45% к 55%, а в 2014 г. — 40% к 60%. Это означало, что произошла трансформация российской экономической системы: условными «драйверами» становились не производство и промышленность, а сегменты, связанные с сферой обслуживания, торговлей и развитием рынка. 

Еще одной структурной проблемой стал резкий уход части молодежи с разрушенного рынка труда в образовательную сферу. К примеру, за период с 1990 по 2005 г. количество вузов выросло вдвое — с 514 до 1068. В результате уже в 2002 г. численность молодых людей в возрасте 16-29 лет с высшим образованием выросла по сравнению с 1989 г. на 42,5%.

Мировой опыт подсказывает, что такая тенденция может привести к серьезным внутриполитическим проблемам. В 2011 г. Тунис и Египет почти одновременно столкнулись со вспышками дестабилизации «снизу» и «извне», которые в итоге привели к падению политических режимов. Однако все же решающим фактором стали социально-демографические особенности этих арабских стран. В большинстве из них до 50% населения составляла молодежь — люди в возрасте до 35 лет. Они же в основном страдали от нерешенных социально-экономических проблем. Безработица в этой возрастной группе достигала 50%.

Образование являлось одним из главных приоритетов для властей Туниса — более 20% государственного бюджета было направлено в эту сферу, на высшее образование тратилось 2% ВВП. Образовательная система была преимущественно государственной, в частных университетах и колледжах обучался всего 1% студентов. Высшее образование в Тунисе соответствовало стандартам европейского уровня, и его можно получить бесплатно. В начале 1990-х гг. в сфере образования страны были предприняты масштабные реформы, и с этого момента начался лавинообразный рост количества студентов: если в 1995 г. их было примерно 102 тыс., то через 10 лет уже втрое больше — 365 тыс., а в 2010 г. — около 470 тыс.

Египет в 2011 г. обладал самой масштабной образовательной системой в регионе, в то же время уровень развития человеческого капитала был довольно невысок. Как и в Тунисе, хорошо заметно резкое увеличение количества студентов с первой половины 1990-х гг., все в меньшей степени коррелирующее с развитием экономики. Как и в Тунисе, за десятилетие — с 1995 по 2005 г. — количество студентов вузов в стране утроилось. За этот же период ВВП страны увеличился, по приблизительным оценкам, примерно на 65-70%. Это достаточно высокие темпы роста, однако квалифицированных рабочих мест в стране создавалось явно недостаточно. Государство предпринимало определенные шаги с целью заделать эти бреши, в основном создавая относительно низкооплачиваемые места в бюджетном секторе, но эти меры не смогли решить проблему. Закончилось все известными событиями на площади Тахрир.

Справедливости ради нужно добавить, что похожие процессы идут и в странах-центрах глобальной системы. Оценка положения молодежи предпринимается и на международном уровне. Так, в опубликованном докладе ООН современное поколение молодежи рассматривается как самое образованное поколение в истории человечества, однако главным препятствием при вступлении во взрослую жизнь остается бедность и трудности в поисках достойной работы. В настоящее время в мире насчитывается около 1,2 млрд молодых людей в возрасте 15-24 лет, что составляет примерно 18% населения планеты и 24% людей трудоспособного возраста. В большинстве стран мира уровень безработицы среди молодежи намного превышает уровень безработицы среди населения в целом. Например, в странах Восточной и Центральной Европы в 1993 г. безработными были 14,9% молодых людей, а в 2003-м — 18,6%. Ныне в государствах этого региона 33,6% молодых людей не учатся и не работают.

В докладе также указывается, что сложности самореализации являются причиной проблем второго порядка, таких как, например, эпидемия ВИЧ/СПИД. Люди, не достигшие 30-летнего возраста, составляют 80% ВИЧ-инфицированных в Восточной Европе и СНГ. От себя добавим, что именно этот комплекс вопросов провоцирует такие негативные явления современной глобальной реальности, как международный терроризм и кризис беженцев.

Отметим, что в ЕС прибывает в основном молодое и работоспособное население в самом расцвете сил: в 2013 г. 60% мигрантов имели возраст от 18 до 35 лет. Можно ли их назвать беженцами, решайте сами. В 2013 г. медианный возраст населения ЕС составил 42 года, а мигрантов — 28 лет. В рядах террористов ИГИЛ воюют граждане более чем 70 стран. Средний возраст среди боевиков — 26-27 лет.

Таким образом, можно предположить, что понятие «молодежь» становится сегодня явлением все более социально-экономическим. А с ростом автоматизации производства, перехода на новый технологический уклад, в рамках которого та же робототехника будет занимать все более решающее место, социально-экономическая, а значит, и политическая маргинализация молодежи будет неизбежно нарастать.

К примеру, по данным социологического доклада Центра экономических и политических реформ «Молодежный протест: причины и потенциал. Условия жизни и мироощущения российской молодежи», существенная часть молодежи в России сталкивается с проблемой поиска работы по специальности. 31,4% выпускников вузов и 46,4% выпускников ссузов в России в начале своего карьерного пути работают не по профилю. А это является последствием «перекоса» в сторону доминирования вузовского образования (62,4%), неравенства возможностей в получении качественного образования для различных категорий молодежи, а также географической недоступности и «финансовоемкости» качественного образования для целого ряда молодых людей.

Также одним из наиболее сложных и важных этапов в жизни молодого человека является начало самостоятельной жизни. В этом ключе становится важным решение жилищного вопроса — приобретение или аренда жилья. Исходя из соотношения размера среднего ежемесячного дохода россиянина и средней стоимости строительства квадратного метра жилья, даже откладывая все свои совокупные доходы, семья из трех человек будет копить на стандартную квартиру площадью 54 м2 почти три года. Жилищная проблема является одним из факторов появления все большего числа сложных семей, когда в одной квартире  проживают представители трех и более поколений.

В таких условиях проблема обретения социально-экономической и финансовой самостоятельности для большинства молодых людей становится фактически нерешаемой на многие годы. А общественное бытие, как мы помним, определяет общественное сознание.

В том числе в свете вышеуказанных проблем молодежь острее ощущает ценностный кризис: среди ее представителей выше доля людей, которые чувствуют, что в отношении них нарушены ценности, в особенности когда речь идет о честности и уважении. Поэтому так важно на уровне взаимодействия с молодежью сформировать привлекательный тренд политической работы и внятный проект будущего — через идею высокотехнологической индустриализации.

При этом очевидно, что реализация проекта будущего страны, «мобилизующего ответа» в терминологии И. Валлерстайна, ляжет на плечи молодых, старшее поколение сможет только устранить перекосы прошлого и подтолкнуть новых людей к созиданию будущего. Например, через начало формирования стройной системы идей об этом будущем, внятного маршрута развития, который, конечно, будет корректироваться в пути, но который определит результат. 

Директор Института стратегических исследований и прогнозов РУДН Дмитрий Егорченков