13 сентября 2018 - 13:09

Развивающиеся с начала XXI века глобальные международные процессы, форматирующие архитектуру мирового порядка, явились вызовом как для США, так и для всей Западной цивилизации, которая, глобализируя свои интересы на все мировые регионы, на протяжении многих десятилетий активно влияла на политику, экономику и культуру остальных цивилизаций. Западная цивилизация, основывающаяся на социально-философской категории «ориентализма», нивелирующего историко-культурные достижения условного «Востока» перед условным «Западом», традиционно носит экспансионистский характер. Как отмечал выдающийся немецкий историк и философ О. Шпенглер, западной культуре было присуще стремление к политическому, хозяйственному и духовному расширению, «она преодолевала все географически-материальные преграды; она стремилась без какой-либо практической цели, лишь ради самого символа, до¬стичь Северного и Южного полюсов; наконец, она превратила земную поверхность в одну колониальную область и хозяйствен¬ную систему»

В этом контексте Соединенные Штаты Америки, которые многими американскими историками и политологами характеризуются как «апогей» развития западной цивилизации, выступают ярким представителем экспансионистского Запада.

 Одна из основополагающих черт имперской политики США - стремление к территориальному расширению. Здесь следует назвать имена двух теоретиков, сыгравших ключевую роль в «геополитическом самосознании» американцев. Первый - Ф. Тернер, историк и автор «теории границ», согласно которой расширение границ, продвижение вглубь континента за счет захвата незанятых территорий есть основа быстрого развития Америки. По словам Ф. Тернера, первым идеалом американского  колониста было завоевание. Ему необходимо было «бороться с природой, чтобы получить шанс на существование. Природа и дикари были серьезным препятствием для него… Ружье и топор – вот символы первого поселенца» При этом не учитывался тот факт, что земли, за счет которых предлагалось расширять возможности и мощь Америки, вовсе не были пустынными. Однако применение силы против проживающих на этих землях коренных народов многими американскими историками объяснялось как необходимые акты защиты против регулярно совершаемых нападений со стороны последних. 

Второй теоретик американского экспансионизма - контр-адмирал А. Мэхэн (1840-1914 гг.), выступающий за развитие глобальной военно-морской мощи США. Ключевой принцип последнего А. Мэхэн видел в формуле «военный флот + торговый флот + военно-морские базы = “мор¬ская сила”». Он рассматривал географическое положение Америки, с двух сторон окруженной океанами, как весьма выгодное с точки зрения расширения влияния. При этом, по словам А. Мэхэна, «несмотря на несомненные преимущества нашего положения в Западном полушарии и невыгодные условия, в которых придется действовать враждебно настроенному европейскому государству, было бы глупостью считать их достаточными для нашей безопасности. На весы следует бросить нечто большее, дабы они склонились в пользу нашей мощи». «Нечто большим», по мнению американского контр-адмирала, было превращение США в самую мощную морскую державу. Стоит также отметить, что воззрения А. Мэхэна оказали существенное влияние на подходы политических руководителей США в будущем. Например, рассматривая крупнейший военно-морской флот Великобритании в качестве потенциальной угрозы интересам США, американский президент В. Вильсон предложил построить флот «сильнее, чем у нее [Великобритании], и тогда делать, что захотим». Соответственно, по мнению Вашингтона, установление максимального, если не монопольного, влияния США на пространстве «Мирового океана», объективно предшествовала последующему расширению влияния Америки в мире в целом. 

Таким образом, американской наступательной внешней политики в значительной степени способствовало выгодное географическое положение страны. Во-первых, территории, заселенные намного более слабыми, чем колонисты, местными народами, не представляли собой преграды для американской экспансии. Во-вторых, окружающие США океаны, с одной стороны, являлись естественной защитой, а с другой, инструментом для установления экономических отношений с другими государствами посредством торгового флота, а затем и для расширения политического влияния далеко за пределы государственной территории Америки. В-третьих, отдаленность от европейских держав, фактически существовавших в условиях постоянных военных конфликтов, позволяла США развивать не столько дипломатическое, сколько военное искусство. Все это являлось объективными причинами, лежащими в основе внешнеполитической концепции «широкого мышления», то есть рассмотрения всего мира как территории, потенциально выгодной для реализации национальных интересов США. Еще в 1836 году американский историк Ф.Дж. Гранд характеризовал стремление американцев к завоеванию новых пространств неотъемлемо присущей им мощью, ведущей к экспансии: «Как только образованы новый штат или территория … происходит дальнейшая эмиграции. [Американскому населению] предназначено действовать так до тех пор, пока возникнет некое естественное препятствие, которое остановит это продвижение». 

Однако в контексте рассмотрения корней имперской политики США необходимо указать и на идеологическое измерение, которое стало ключевым столпом американского самосознания с первых лет образования колоний. Отличительной чертой американской политической культуры является преемственность ключевых концепций и идеологем, таких, например, как идея исключительности, мессианства, концепцию силы, которые традиционно, адаптируясь к складывающимся глобальным политическим формациям, составляют основу имперского характер внешней политики США.

Экспансионизм США происходил из объективной («мы сильные, мы можем») и субъективной («мы избранные, мы должны») составляющих.. Америка, идеологические корни создания которой уходят в XVII век, явилась, по сути, первым и единственным государством, создаваемым как «реальная утопия», где каждый член социума будет иметь возможности для воплощения своих целей. Позже из этой идеи появился привлекательный «бренд» – «Американская мечта». Америка, называемая «новым Светом» в противопоставление «Старому Свету» – Европе, была для европейских переселенцев территорией, где, по мнению известного российского историка-американиста Э.Я. Баталова, «гонимые в Европе, пуритане ощущали себя силой, способной не только самоутвердиться, но и в перспективе встать над теми, пусть для начала только лишь в теологическом и моральном плане, кто сделал их изгоями».  

Именно пуритане стали той особенностью американского общества, которая в значительной степени определила многие идеологические основы будущей внешней политики США. Так, во-первых, сравнивая себя с «избранным» народом древних израильтян, они были убеждены в предопределенной им судьбой идее мессианства, что впоследствии нашло отражение в концепции «избранности» самой Америки. Во-вторых, основные черты пуританского мировоззрения – нетерпимость к другим взглядам, убежденность в собственной правоте, осуждение и неприятие других культур как деспотичных и устаревших, восприятие собственных культурно-ценностных ориентиров как единственно верных, упрощенное видение мира, со временем были экстраполированы во внешнюю политику США. 

В качестве еще одного яркого примера того, как идеологические образы повлияли на внешнеполитическую стратегию Вашингтона, необходимо назвать идею «Града на холме», которая была сформулирована пуританским священнослужителем Дж. Уинтропом в 1630 году. Основой этой концепции послужили строки из Евангелия от Матфея – «Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит во всем доме. Так да и светит ваш свет перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Небесного Отца вашего». Другими словами, фундаментом государственности Дж. Уинтроп видел в формировании в Америке такого социального, политического, экономического и культурно-духовного уклада, чтобы она стала примером для всех других государств. Кроме того, подобная «религиозная» база, генерирующая идею избранности и превосходства американской нации, в существенной степени была необходима в качестве своего рода «духовных скреп» для молодого народа, не имеющего исторического опыта.

Идеология «избранности» оказалась прочно вписанной во всю историю развития США. Еще президент Дж. Вашингтоне (1732-1799 гг.) указывал на то, что американцы «должны вести за собой все человечество в своем паломничестве к совершенству». Позже подобные тезисы в той или иной формулировке произносились всеми президентами США, а также тиражировались в том числе и негосударственными деятелями. Например, американский писатель Г. Мелвилл (1819-1891 гг.), отмечал, что «Американцы, особый, избранный народ – Израиль нашего времени; мы несём ковчег общемировых свобод. Бог предназначил наш народ для великих дел, и человечество ждёт их от нас… Остальные народы вскоре окажутся позади нас. Мы - первопроходцы человечества, авангард, отправленный, чтобы <…> проложить путь в новый мир, в наш мир.  

В этом контексте интересно рассмотреть основные концепты, сформировавшие идеологическую базу последующей геополитической стратегии США. Так, журналист и политик Дж. О’Салливан (1813-1895) стал автором доктрины «Предначертания судьбы» или «Божественного предначертания Америки», согласно которой экспансионизм США был миссией Америки, реализуемой во благо всего человечества. По словам Дж. О’Салливана, «претензии [на экспансионизм] основываются на праве, вытекающем из того, что нам предопределено судьбой распространить своё владычество на весь континент, который дарован нам Провидением для выполнения возложенной на нас Великой миссии: установить свободу и федеративное самоуправление». «Демократический имперский мессианизм», таким образом, обосновывал агрессивную политику США посредством трактовки ее как привнесение демократических ценностей другим народам и, соответственно, избавления их от несчастного существования. Кроме того, такой подход укоренял в американском социуме идею собственной избранности. 

При этом стоит отметить, что идея столь активной внешней политики, реализуемой в соответствии с теориями «предопределенности судьбы» и «особой миссии Америки», вызывали объективную критику со стороны некоторых представителей политико-общественных кругов. Основным обоснованием этой критики являлся тезис о том, что естественно охраняемая океанами Америка должна сосредоточится на внутриполитическом развитии, на создании «общества благоденствия», а не демократизировать «неспокойные» государства, которые могут превратиться в проблему для США. Несмотря на разумность, эти тезисы не получили широкого распространения, будучи отодвинутыми на периферию военно-политической мысли идеями о глобальной миссии США и, таким образом, не влияя на американский внешнеполитический курс. Последующая история американской внешней политики полностью оправдает такие воззрения, сделав очевидным тот факт, что «привнесение демократии» в страны, для которых демократическая традиция нова и чужда, не только оборачивается трудностями для самого Вашингтона, но и становится угрозой глобальной стратегической безопасности и стабильности.  

Политическая экспансия США продвигалась постепенно, оправдываясь мотивами защиты и развития территорий, попадавших под влияние или прямую аннексию Соединенных Штатов. В значительной степени этому способствовало относительно беспроблемное покорение североамериканских земель, а затем установление фактического протектората над странами Латинской Америки, не вызвавшее серьезных контрмер со стороны европейских держав. Вместе с тем, стоит отметить, что изначальным курсом развития США было избрано сосредоточение на внутреннем развитии и дистанцировании от других политических акторов. Политика «континентального американизма» была отражена первым президентом и одним из отцов-основателей США Дж. Вашингтоном в его «Прощальном послании»: «Основополагающим правилом поведения для нас во взаимоотношениях с иностранными государствами является развитие наших торговых отношений с ними при минимально возможных политических связях… Европа определила для себя ряд первостепенных интересов, которые либо не касаются нас, либо имеют к нам весьма отдаленное отношение <…> Следовательно, неразумно для нас связывать себя искусственными узами с заурядными превратностями ее политики». Рациональность этого внешнеполитического принципа состояла в объективной необходимости укрепления основ молодого государства, чему способствовало его географическое положение. Курс на невмешательство во внутриевропейские дела фактически был жизненно необходимым для формирования США как самостоятельного суверенного государства Поэтому первые десятилетия политическая жизнь Америки развивалась в ее территориальных границах. 

Однако принцип «непопадания» в зависимость от какого-либо европейского государства имел и обратную сторону: укреплявшиеся США стремились распространить свое влияние на соседние территории с целью, во-первых, еще большего усиления за счет получения новых необходимых ресурсов, во-вторых, недопущения попадания этих территорий под контроль внешних игроков, что являлось бы непосредственной угрозой самим США. Ярким примером последнего выступает известная «Доктрина Монро», озвученная в 1823 году и являвшая собой панамериканистскую концепцию, расширявшую зону влияния США. США изначально выработали принцип четкого и неукоснительного следования собственным национальным интересам, принцип, которого Соединенные Штаты придерживались на протяжении всей истории своего существования. По словам президента Дж. Вашингтона, он стремился к «укреплению американского характера, чтобы все державы Европы знали, что мы действуем в своих интересах, а не в интересах других». Таким образом, очевидно, что с самых первых лет самостоятельного развития и выстраивания отношений с другими акторами на мировой арене США избрали курс в соответствии с позже сформулированной парадигмой политического реализма, ключевыми принципами которого являются, в частности, принцип первостепенности национальных интересов и правомерности применения силы для их отстаивания.

С постепенным укреплением позиций в регионе национальные интересы США ширились. Следование национальным интересам рассматривалось Америкой с позиций борьбы за власть, за «место под солнцем». Так, президент Т. Рузвельт полагал, что если Америка отойдет от отстаивания своих стратегических интересов, то США и весь мир станут жертвами более агрессивных держав. Т. Рузвельт выступал активным сторонником расширения зоны влияния США, стремясь вывести Америку на позиции мирового лидера: «Мы умышленно хотим идти по пути расширения... Только тот, кто видит далеко вперед, может одобрить идею расширения, так как нация, расширяющая свои пределы, есть нация, вышедшая на путь великого будущего, а с величием приходят и опасности, которые пугают всех, кроме людей с широким размахом». 

При президенте Т. Рузвельте еще более экспансионистской, в частности, стала Доктрина Монро: под влиянием теории «подвижных границ» Ф. Тернера Т. Рузвельт стал автором «поправки доктрины Монро», обосновывавшей право США на превентивное вмешательство во внутренние дела латиноамериканских стран. Так, выступая в Конгрессе в декабре 1904 года, Т. Рузвельт заявил, что США не стремятся «приобрести какую-то территорию и не строят какие-то планы в отношении других государств Западного полушария, за исключением тех планов, которые касаются их [США] благополучия... В Западном полушарии следование Соединенными Штатами доктрине Монро может вынудить их, возможно и против своей воли, в вопиющих случаях нарушений законности или проявления бессилия к выполнению обязанностей международной полицейской державы». Кроме того, по мнению Т. Рузвельта, реализуя Доктрину Монро, являвшуюся защитой Западного полушария от посягательств потенциальных агрессоров, а также вмешиваясь в дела других стран и регионов во имя сохранения баланса сил, США превратятся в глобального «хранителя» мира во всем мире. Столь амбициозное заявление, с одной стороны, несколько противоречащее проводимой политике изоляционизма, на деле было нацелено на повышение значимости Америки в глазах американского и мирового общества.

Теоретико-идеологические и территориально-географические корни американского экспансионизма делали подлинно глобалистскую, имперскую политику США лишь делом времени. Создав зону своего контроля в регионе и накопив достаточно ресурсов для расширения экспансии, США взяли курс на наращивание присутствия в мире. Ключевую роль в процессе глобализации национальных интересов Америки сыграл В. Вильсон, который занял кресло президента США накануне начала Первой Мировой войны. Эта война во многом явилась знаковым событием в американской истории, так как открывала перед США возможности для расширения влияния в Европе, при этом обосновывая такой шаг традиционной идеей «глобальной миссии» Америки. Так, объясняя необходимость вступления Америки в войну в Европе, президент В. Вильсон указывал на то, что предназначение Америки – нести свет миру и спасти его, «дав ему свободу и справедливость». Как отмечает российский политолог В. Крашенинникова: «Политический гений Вильсона заключался в том, что он нашел кнопку, на которую нужно было нажать, чтобы вовлечь самодостаточных американцев с островным менталитетом в международные дела. Эта кнопка называется “ощущение исключительности”». 

Таким образом, В. Вильсон увидел в крупнейшем по тем временам европейском конфликте возможность реализовать идею всемирного контроля, прикрывая ее идеологемой «предопределенной судьбы». Воплощение в реальность эта идея нашла в программе, получившей название «14 пунктов Вильсона», в которой было изложено видение послевоенного устройства мира. С точки зрения американского империализма особый интерес вызывает заложенный в программе торгово-экономический принцип «открытых дверей», который фактически создавал условия для расширения экономического и политического влияния США в мире. Характерны слова американского президента: «двери держав, запертые сейчас, необходимо взломать… Привилегии, полученные финансистами, должны охраняться представителями нашего государства, даже если при этом будет нарушен суверенитет тех стран, которые не склонны двигаться нам навстречу». В немалой степени концепция «открытых дверей» послужила становлению глобального американоцентричного финансово-экономического порядка во второй половине ХХ века, когда американский доллар стал ключевой мировой валютой и превратился в инструмент внешней политики США. Здесь нельзя не вспомнить слова американского политика А. Бевериджа, выступающего с позиций необходимости расширения влияния США, который еще в 1898 году заявлял, что Америке необходимо укреплять свою экономику, поскольку «на крыльях коммерции [американские] порядки последуют за [американским] флагом]. Таким образом, концепция «открытых дверей» являлась одним из ярких проявлений американской имперской политики, которая, в американской же трактовке, представляла собой сочетание идеи миссии во благо остального человечества и прагматичные национальные интересы. 

 Идейно американский империализм в немалой степени был обязан сохранявшемуся ореолу предшествующих империй, в первую очередь - Римской, наложившемуся на концепт «Новой земли возможностей». Иными словами, отцы-основатели США могли формировать новое государство по образу великих империй прошлого, при этом адаптируя его к современным реалиям. В результате, американский империализм можно назвать историческим феноменом, поскольку в нем сочетаются, на первый взгляд, противоположные идеи - политического реализма и идеализма, демократии и имперского самоопределения, духовного мессианства и прагматичного экспансионизма. По словам американского историка П. Кеннеди, «с тех пор как первые переселенцы прибыли в Вирджинию из Англии и начали движение на Запад, это была уже имперская нация, нация завоевателей». Империей Америку видели и американские отцы-основатели. Например, в 1786 г. будущий 4-й президент США Дж. Мэдисон ставил задачу «расширить пространство великой, уважаемой и процветающей империи». Однако при этом, идеи мессианства и избранности американского народа делали США особенной, демократической, империей.

Интересно отметить, что хотя сам факт восприятия Америки как империи практически не вызывает дискуссий в экспертной среде американских ученых, он, в то же время, не становится темой открытого обсуждения. По словам одного из создателей проекта «Новый американский век» Т. Доннели, «сам факт существования американской империи сегодня вряд ли оспаривается… Но говорить открыто об империи значит раздражать общественное мнение. Отсюда предпочтение таких эвфемизмов, как гегемония, превосходство, сверхдержава». Очевидно, однако, что сравнение Америки с великими империями прошлого, а нередко выявление ее над ними превосходства, свидетельствует о наличии имперского мышления во внешней политике и самоидентификации США.

Сегодня Соединенные Штаты Америки можно рассматривать как «неклассическую» «неформальную» империю, как государство, не обладающее присущими для «традиционных» империй прямыми подчиненными территориями, однако проводящее непрямую политическую, финансово-экономическую и культурную экспансию в соответствии с имперскими представлениями о формировании проамериканского мирового порядка. Очевидна также преемственность такой глобалистской и экспансионистской политической стратегии: так, провозглашенную президентом В. Вильсоном идею распространения свободы и «демократии по-американски» во всем мире можно было услышать в заявлениях Б. Клинтона о том, что «содействие делу свободы и мира во всем мире является миссией, основанной на идеалах и интересах Америки». Этот тезис в свою очередь подтверждал превращение демократии в «экспортный товар», который на современном этапе развития США наполнил суть идею американского мессианства. При этом, политическая стратегия «распространения демократии» сравнима с экономической концепцией «открытых дверей» с точки зрения нивелирования препятствий для установления глобального американского доминирования.  

Идеологические корни американского империализма, проявлявшиеся в таких укоренившихся в политической стратегии страны концепциях как «избранность», «предназначение судьбы» и мессианство, являются в полной мере традиционными для политической культуры США. Выгодное географическое положение и «мощный» с точки зрения влияния на американское общество идеологический базис, оправдывающий необходимость американского мирового доминирования, позволили Соединенным Штатам превратиться в «нео-империю», руководствующуюся глобальными по характеру национальными интересами и широким инструментарием для проведения экспансионистского внешнеполитического курса.    

Никита Данюк, заместитель директора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН