Подход к исследованию феномена «цветных революций» с точки зрения влияния и роли внешних (экзогенных) факторов имеет свои особенности. Целесообразно более детально и комплексно исследовать проблематику «цветных революций» сквозь призму концепций принудительной смены (трансформации) политических режимов суверенных государств.
На данный момент исследователи предлагают несколько подходов к изучению феномена «цветных революций» и пониманию его сущностных характеристик. Исследовательские подходы в научно-экспертной среде различаются в зависимости от ценностно-смысловых установок исследователей. Несмотря на широкий спектр мнений, в качестве основных можно выделить несколько подходов, которые помогут определить сущностное наполнение проблемы демонтажа политических режимов государств.
Сторонники первого подхода стоят на позициях установления глобального доминирования под эгидой США, т. е. исходят из необходимости форсированного «преображения» мира с целью формирования управляемого и контролируемого миропорядка. В таких устремлениях концепции «смены неугодных режимов», «цветных революций», выступают в качестве декларируемых способов распространения демократии и западных либеральных ценностей, в чем проявляется идеалистический подход к практической реализации американской внешней политики.
В этой группе наиболее значимыми представляются концептуальные взгляды и подходы американских авторов, являющихся авторитетными государственными и политическими деятелями США: Г. Киссинджер, З. Бжезинский, Дж. Най, С. Хантингтон, Р. Хаас, Дж. Шарп, М. Макфол. Указанные представители обладают не просто значительным объемом теоретических познаний, но и практическим опытом реализации интересов Вашингтона за рубежом. Каждый из них в том или ином качестве работал в американских государственных структурах – Пентагоне, Госдепартаменте, Белом доме, Национальном совете по разведке.
В трудах вышеназванных авторов представлено идеологическое обоснование смены (если необходимо принудительной) политических режимов суверенных государств, которые не отвечают геополитическим интересам США либо противодействуют их реализации. Таким образом, вопрос смены власти в иностранном государстве рассматривается как часть внешнеполитической стратегии и увязывается с вопросом обеспечения национальной безопасности США и повсеместного продвижения американских интересов.
С крушением биполярной системы международных отношений США возвели в абсолютный приоритет концепцию обоснования собственного глобального доминирования, которая основывалась на том, что новый status quo стал объективной и долгосрочной реальностью, поэтому действовать против американской сверхдержавы и ее интересов неумно и бесполезно. В противном случае Вашингтон оставлял за собой право на жесткий ответ.
Например, известный американский политолог Р. Хаас, президент Совета по международным отношениям, в 2001–2003 гг. руководивший отделом политического планирования Госдепартамента США, писал: «…в новом порядке все ведущие державы, включая Россию, Китай, Индию, должны признать обязательность соблюдения новых норм поведения, в том числе легитимность осуществления иностранной интервенции в ту или иную страну для защиты населения от геноцида или для замены режима, если необходимо». В другой статье этот же автор прямо указывает на то, что стратегия свержения неугодных режимов является одним из вариантов внешнеполитической стратегии США в новом столетии, в частности в отношении государств, причисляемых к так называемой «оси зла»: «Смена режима, ограниченные военные действия, дипломатия и сдерживание – все это следует рассматривать в качестве альтернативных вариантов политики».
Ряд представителей американского истеблишмента и экспертно-академических кругов, несмотря на окончание идеологического противостояния периода холодной войны, на новом этапе развития международных отношений активно выступали за продвижение «доктрины свободы», которая традиционно рассматривалась как концептуальная основа дипломатии США по формированию американоцентричного порядка.
В частности, М. Макфол, американский политолог, экс-посол США в Москве (2012–2014 гг.), еще в начале 2000-х гг. в одной из своих работ под названием «Доктрина свободы» (The Liberty Doctrine) говорил о важности следовать установкам продвижения свободы за рубежом в качестве руководящего принципа внешней политики США. При этом в случае необходимости фактически оправдывается стратегия «смены режимов», по его словам: «Для содействия свободе требуется сначала сдерживание, а затем устранение тех сил, которые выступают против свободы, будь то отдельные лица, движения или режимы. Затем следует строительство пролиберальных сил, будь то демократы, демократические движения или демократические институты. Наконец, происходит становление правительств, которые ценят и защищают свободу своего народа, как это делают Соединенные Штаты». М. Макфол, подхватывая неоконсервативный курс Дж. Буша-мл., пытается задать долгосрочный вектор международным подходам США, заявляя о том, что распространение свободы должно быть организующей целью внешней политики Вашингтона на ближайшие десятилетия. В этом контексте доктор политических наук, профессор МГИМО Т. А. Шаклеина справедливо отмечает его идеалистическое стремление переформатировать неугодные политические режимы по всему миру: «М. Макфол объявил США "ревизионистской державой" и призвал руководство страны к наступательной политике по изменению мирового порядка, чтобы довершить то, что не успел сделать Р. Рейган, так как во всех оставленных без внимания регионах и странах развилась автократия или появились государства-"изгои". По мнению М. Макфола, эта борьба будет такой же долгой, как и почти вековая борьба с коммунизмом».
З. Бжезинский в своем труде «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство» утверждает, что не существует какой-либо альтернативы американской гегемонии и роли США в международных отношениях. Соответственно остальные суверенные государства обязаны не просто встраиваться в данную американоцентричную систему, но следовать, не вступая в противодействие, геополитическим интересам Вашингтона, которые тесно увязаны с вопросом национальной безопасности. Как пишет Бжезинский, «принятие другими американского лидерства является непременным условием избежания хаоса».
Миссионерский посыл в силу исторических причин и ментальности присущ многим американским авторам. Кроме того, зачастую именно этим оправдывается политика Соединенных Штатов по смене неугодных режимов при формировании «справедливого» мирового порядка. По мнению известного американского государственного деятеля Г. Киссинджера, американскую республику исторически рассматривали как государство, действующее по «законам просвещенного рационализма», и в силу этого «ей было суждено служить образцом для народов, вынужденных жить при более жестких режимах».
Доминирующий на Западе, особенно в США, подход к формированию внешней политики наполнен идеалистическим содержанием, согласно которому повсеместное установление «демократических» режимов приведет к бесконфликтному международному порядку. Руководствуясь этой целью, а также конкретным геополитическим целеполаганием, одобряется применение силы и принудительных мер для низложения того или иного политического режима. Однако, как показывает практика, именно такая политика и приводит к разжиганию локальных, а также региональных конфликтов, затяжных гражданских войн, созданию очагов перманентной напряженности.
По мнению ряда представителей западного сообщества, биполярное противостояние двух антагонистических систем оправдывало жесткий курс на отстаивание своих интересов вплоть до вооруженного вмешательства во внутренние дела государств, политических убийств и организации государственных переворотов. Все чаще действия США и их сателлитов на международной арене свидетельствовали о том, что внешняя политика, декларативно ориентированная на «продвижение свободы и демократии», лишается первоначального идеалистического содержания. Как справедливо отмечает Г. Киссинджер, «Соединенные Штаты были одним из наиболее ярых критиков интервенционистской политики Советского Союза. При этом сами они никогда полностью не следовали принципам невмешательства».
Исторический опыт свидетельствует о том, что США при продвижении своих геополитических интересов, прикрываемых необходимостью защиты «свободы и демократии», зачастую используют принудительные, насильственные методы, суть которых сводится к быстрому захвату власти в неугодном государстве и установлению там собственного влияния. Так, по сведениям американского историка, ранее сотрудника Госдепартамента У. Блума, «с окончания Второй мировой войны США более 50 раз пытались свергнуть иностранные правительства, большинство из которых было избрано демократическим путем; грубо вмешивались в демократические выборы как минимум в 30 странах; совершили более 50 покушений на лидеров иностранных государств; бомбили население более чем 30 стран; пытались подавить народные или национально-освободительные движения в 20 странах».
Отметим, что процесс форсированного становления и развития демократических институтов по всему миру представлял собой одну из исторически декларируемых задач внешней политики США, основанных на либеральной концепции глобального распространения свободы. Ее корни уходят в фундаментальные подходы американских отцов-основателей и эпоху президентства В. Вильсона.
В годы холодной войны этот подход получил содержательное наполнение, которое оправдывало необходимость уничтожения коммунистического влияния, «поработившего» свободные государства и народы. На высшем государственном уровне был принят документ «О порабощенных нациях» от 1959 г.; с участием президента США проводились различные мероприятия публичного характера, в то время как в международных отношениях получила закрепление практика организации государственных переворотов с отстранением неугодных лидеров.
Распад биполярной структуры международных отношений вызвал тектонические сдвиги в мировой политике, что позволило Вашингтону приступить к реализации ранее сдерживаемых Москвой притязаний на глобальное доминирование в международных делах: «Термин "однополярный мир" прочно вошел в научный и официальный лексикон Соединенных Штатов. Утверждалось, что время между распадом биполярной системы и наступлением многополярности будет периодом однополярным – эрой американской гегемонии, и длительность этого благоприятного для Америки периода будет зависеть от США, от реализации ими стратегии глобального лидерства».
Перед США встала задача пересмотра стратегического планирования при сохранении прежних классических для американской дипломатии внешнеполитических подходов.
Новые приоритеты были закреплены в принятой в августе 1991 г. «Стратегии национальной безопасности США». В ней фиксировалось снижение угрозы глобальной мировой войны при одновременном росте региональной напряженности, что соответственно ставило под угрозу всепроникающие американские интересы. Документ также отмечал важность «отстаивания принципов политической и экономической свободы как основ будущего глобального мира», а это фактически означало заявку на лидерство Вашингтона в новом миропорядке.
Такой подход расширял число сценариев, в которых Соединенные Штаты могли применить военную силу. С подачи США и их западных союзников в международных делах получила развитие практика вмешательства во внутренние дела суверенных государств под предлогом нарушения ими «гуманитарных обязательств» в отношении собственного населения. Активно продвигаемый в евроатлантическом сообществе данный интервенционистский подход явно противоречил основополагающим принципам и нормам международного права, закрепленным в Уставе ООН, однако получил реализацию на практике. Например, известно, что нелегитимным натовским бомбардировкам Югославии постарались придать статус «законной» «гуманитарной интервенции». Эти действия показали, что в условиях укрепления однополярной системы международных отношений произошел дисбаланс – США и их сателлиты на определенном этапе исторического развития стали главными акторами мировой политики, определяющими глобальную повестку в отсутствие какого-либо сопротивления со стороны других членов международного сообщества, и прежде всего России.
Дж. Най, известный концептуалист стратегии «мягкой силы», в статье журнала «Foreign Affairs» указывает четыре важных принципа, оправдывающих «гуманитарную интервенцию», а на деле незаконное свержение политического режима суверенного государства. Среди них определяющее значение имеет последний принцип, который зачастую играет решающую роль в реализации американской внешней политики; согласно ему интервенция оправдана, «если в глазах окружающих ваше дело – правое; если затраченные средства адекватны результату; если вероятность успеха достаточно высока; и если, по возможности, гуманитарная задача сочетается с другими важными национальными интересами».
Г. Киссинджер дал оценку таким принципам, справедливо указав на то, что данные действия де-факто нивелируют декларируемый курс на защиту угнетаемого населения в сторону геополитических задач, продиктованных национальными интересами США: «Подобный подход к вопросу приводит к размыванию границ между гуманитарными и национальными интересами».
Тем не менее, оставаясь последователем реалистической парадигмы и сторонником установления глобального американского доминирования, он не старался полностью отвергнуть эти шаги, поддерживая курс на свержение режимов путем «гуманитарного» вмешательства: «Идея гуманитарной интервенции была выдвинута обоснованно; вопрос лишь в том, учитывает ли предложенный подход объем и сложность тех международных проблем, с которыми сталкивается Америка.
В январе 2000 г. в ежегодном послании конгрессу президент Б. Клинтон, чей срок полномочий уже подходил к завершению, обозначил долгосрочную установку США в международных делах на новое тысячелетие – распространение глобализации, а также демократии как одной из ее составных элементов, под контролем со стороны Вашингтона. При этом он подчеркнул, что препятствующие этому процессу получат соответствующий отпор: «Глобализация – это не только экономика. Нашей целью должно стать объединение мира вокруг идей свободы, демократии и мира для противостояния тем, кто не разделяет эти понятия. В этом состоит фундаментальный вызов, с которым Америка, я уверен, должна справиться в XXI веке».
В основополагающем документе – Национальной стратегии США – данный подход раскрывается сквозь призму глобальных установок на лидерство в мире и необходимости давать отпор тем, кто может бросить вызов американским национальным интересам: «Мы должны быть готовы к тому, чтобы использовать все необходимые средства национальной мощи для оказания влияния на другие государства и неправительственные субъекты международных отношений с целью обеспечения нашего глобального лидерства и сохранения своего статуса надежного союзника в области безопасности для стран, разделяющих наши интересы».
Приход к власти в США администрации Дж. Буша-мл. усилил позиции неоконсерваторов, активно выступающих за силовое распространение и укрепление американских ценностей и интересов, приравниваемых к понятию национальной безопасности. Политика принудительной трансформации политических режимов неугодных государств получила содержательное и концептуальное закрепление в виде провозглашенной президентом США доктрины «смены режимов» (regime change), а также наличии «оси зла» (Axis of evil), в которую были записаны так называемые «диктаторские режимы».
Тренд на глобальный передел мира «по-американски» стал императивом дипломатии США, в особенности в отношении «стран-изгоев» и тех режимов, которые выступали на антиамериканских позициях: «Развивая установку своих предшественников на "переделку" подобных режимов, администрация Буша выдвинула концепцию "смены режимов" (т. е. насильственной демократизации) как радикальное решение проблемы "изгоев"». При этом «помимо большей бесцеремонности, разница была еще и в том, что теперь такое вмешательство оправдывалось не столько в категориях "гуманитарных интервенций", как в 1990-х годах, сколько более императивными потребностями безопасности».
Положение о безусловном суверенитете государства все чаще стало оспариваться, рассматриваться сквозь призму геополитических интересов мировых акторов, формируя глобальный тренд современных международных отношений: «В максималистской интерпретации тематика "ограничения суверенитета" получила свое выражении в концепции "смены режимов" (regime change). Суверенитет государств стал рассматриваться как некий рудимент старой, постепенно подвергающейся все более серьезной политической и правовой эрозии Вестфальской системы организации международных отношений».
Данная негативная тенденция нашла отражение в Концепции внешней политики Российской Федерации от 2000 г., где справедливо отмечалось, что снижение роли суверенитета несет в себе угрозы, поскольку открывает возможности политике дестабилизации государств: «Попытки принизить роль суверенного государства как основополагающего элемента международных отношений создают угрозу произвольного вмешательства во внутренние дела». Кроме того, уже в рамках данной концепции было раскрыто отношение России к вопросу о вмешательстве извне для смены неугодных лидеров и режимов – к так называемым «гуманитарным интервенциям»: «Неприемлемы попытки внедрить в международный оборот концепции типа "гуманитарной интервенции" и "ограниченного суверенитета" в целях оправдания односторонних силовых акций в обход Совета Безопасности ООН».
«Цветные революции» в СНГ, в частности «оранжевая революция» на Украине, способствовали продолжению дискуссии о государственном суверенитете и проблеме вмешательства извне. Например, М. Макфол предложил вместо суверенитета государства-нации использовать иную формулировку – «суверенитет народа». «Сегодня, – писал он, – те, кто продолжают отстаивать незыблемость "суверенитета государств", часто делают это для того, чтобы сохранить автократию; а те, кто выдвигают идею "суверенитета народа", – это новые, прогрессивно мыслящие люди».
Данный подход еще в большей степени оправдывал линию Белого дома на поддержку протестных народных масс в рамках процесса «демократизации», а на деле государственных переворотов – «цветных революций».
Большая часть западных интерпретаций относительно реализации государственных переворотов («цветных революций») сводится к обоснованию, что все они являются закономерным процессом исторического цикла глобальной «демократизации»; в частности, некоторые рассматривают так называемую теорию «третьей волны».
Теоретизированная С. Хантингтоном в его труде «Третья волна демократизации» концепция замены «диктаторских режимов» «свободными демократиями» нашла свое отражение в практических шагах американского государства периода холодной войны. Тайные операции и иные мероприятия по свержению легитимных руководителей и политических режимов приводили к власти проамериканских ставленников, которые резко меняли вектор политического развития.
Политологами отмечался глобальный размах «демократизации». С ослаблением Советского Союза и социалистического блока в целом зона охвата американских интересов расширялась параллельно процессу распространения западного влияния: «…"третья волна" демократизации началась в середине 1970-х гг. в Южной Европе (падение военных диктатур в Португалии, Испании и Греции), затем распространилась на Латинскую Америку, достигла некоторых стран Юго-Восточной Азии и, наконец, под влиянием все более очевидного коллапса коммунистических режимов и попыток перестройки в СССР, захватила страны Центральной и Восточной Европы, а потом и все постсоветское пространство».
С. Хантингтон под «волной демократизации» понимал серию переходов именно от низложенных недемократических режимов «…к демократическим, происходящих в определенный период времени, количество которых значительно превышает количество переходов в противоположном направлении в данный период».
Однако следует также отметить, что с позиций теории глобализации, демократических волн и мир-системного анализа «цветные революции», как спровоцированные экзогенными факторами и проведенные с помощью новых политических технологий, с большой вероятностью могут быть отнесены к новой, четвертой волне демократизации; они не приводят к консолидации демократии, поскольку проводятся жесткими мерами, но все больше отдаляют «центр» от «периферии».
В этом же контексте необходимо рассматривать так называемую программу по продвижению «демократического транзита», которая активно разрабатывалась США и их западными союзниками. Ее суть состояла в том, что всем «переходным» странам неизбежно предстоит пройти через стадии «демократизации». Хотя фактически на деле программа сводилась к продвижению внешнеполитических задач Вашингтона, превращаясь в теоретический фундамент для возможной реализации смены режимов стран-мишеней, которые нужно было интегрировать в евроатлантические структуры.
После развала Советского Союза Вашингтону пришлось выстраивать комплексную модель развития взаимоотношений с «новыми демократиями», декларативно отказывающимися от «советского наследства». Те, кто занимался проблемами «демократического транзита» – так называемые транзитологи, получили возможность на практике реализовать свои наработки.
Для США крайне важным на повестке дня оставался вопрос завершения процесса превращения бывших советских республик в независимые государства и их переориентации на западную модель развития. Тем самым обеспечивалась задача «сдерживания» новой России как правопреемницы СССР с целью обеспечить себе односторонние геополитические преимущества в стратегических регионах, ранее входящих в сферу естественного влияния противника по холодной войне, а также для того, чтобы избежать потенциально возможного сценария, при котором Россия вернула бы себе влияние в прежних размерах.
«Мягкосиловая» стратегия Запада заключалась в форсированном наращивании культурно-политического присутствия на бывшем советском пространстве и в самой России. Расширение влияния имело целью усиление прозападных настроений не только среди гражданских масс, но и, прежде всего, среди политической элиты, которая в конечном счете определяла внешнеполитические приоритеты страны. Тем самым на первый план должны были выходить интересы евроатлантических структур, закрепляющих прозападный вектор развития и нивелирующих влияние интеграционных и иных проектов, реализуемых Россией. Внешняя политика США, по мнению доктора политических наук, профессора МГИМО А. Д. Богатурова, в период после распада биполярной системы сводилась к реализации «стратегии перемалывания», «…под которой понимается линия на формирование и поддержку на пространстве бывшего социалистического мира сети не особенно сильных и не слишком устойчивых новых государств, вовлеченных в сотрудничество и отношения "ассиметричной взаимозависимости" с Западом, дорожащих помощью США, делающей их податливыми к американским рекомендациям».
Одним из основных инструментов реализации данной стратегической линии стали «цветные революции», позволяющие расширять и закреплять зону влияния американских интересов.
Подчеркнем, что исторические предпосылки для внешнего вмешательства в рамках реализации современных технологий «цветных революций» заложены в западных (преимущественно американских) концепциях принудительной (если иначе не получается) трансформации политических режимов государств.
Таким образом, идеологическая составляющая в американских подходах к реализации внешней политики получала концептуальное воплощение на практике в виде стратегии «смены режимов», технологий «цветных революций».
В исследованиях феномена «цветных революций» противоположной позиции придерживаются сторонники второго подхода, среди которых присутствуют как отечественные, так и зарубежные авторы. Их точка зрения по большей части сводится к тому, что «цветные революции» являются одним из инструментов внешней политики международных акторов, прежде всего США, в борьбе против суверенных государств с неугодным политическим режимом. При этом «свобода и демократия» являются лишь прикрытием, поскольку в действительности государственные перевороты нацелены не на установление бесконфликтного мира, где всюду процветает демократия, а используется для достижения конкретных геополитических задач, которые в итоге приводят к росту конфликтного потенциала и региональной напряженности, выступая дестабилизирующим фактором в современных международных отношениях.
Ведущие отечественные специалисты в области исследования феномена «цветных революций» считают его продуктом политики США, основывающейся на догматических представлениях об их исключительной мессианской роли в процессе переустройства всего мира, которая на деле является прикрытием для реализации геополитических интересов: «В основе технологического сценария "цветной революции" лежит англосаксонская (североамериканская) идеология демократизации, предполагающая экспорт демократии, демократических институтов и ценностей в сопредельные страны».
Западные эксперты также отмечают, что процесс «демократизации» во многом был тесно связан с установкой на смену неугодных режимов, особенно это затрагивало те страны, которые препятствовали реализации данного процесса. Все отчетливее проявлялось стремление США свергнуть режимы в целом ряде государств, якобы угрожающих их национальной безопасности, которая в понимании американцев эквивалентна категории национальных интересов: «Принятое в Вашингтоне понятие "распространение демократии" стало рассматриваться в других странах не как отражение американских устремлений принципиального характера, а как более благопристойный синоним термина "смена режима", означающего устранение "проблемных" правительств путем применения военной силы или иными средствами».
В отдельную группу сторонников данного подхода следует выделить государственное руководство Российской Федерации, высокопоставленных чиновников, а также представителей отечественной дипломатии: В. В. Путин, С. В. Лавров, Н. П. Патрушев, С. Ю. Глазьев, А. А. Антонов, К. И. Косачев.
Так, президент России В. В. Путин в своем выступлении на внеочередном заседании Совета Безопасности, посвященном вопросам обеспечения суверенитета и территориальной целостности страны, открыто заявил о том, что «цветные революции» организуются извне и используются для дестабилизации и захвата власти в странах-мишенях: «Неугодные режимы, страны, которые проводят независимую политику или просто стоят на пути чьих-то интересов, дестабилизируются. Для этого в ход идут так называемые цветные революции, а если называть вещи своими именами – просто государственные перевороты, спровоцированные и финансируемые извне».
В своей статье под названием «Историческая перспектива внешней политики России» глава МИД РФ С. В. Лавров отметил особенности нынешней международной ситуации, отдельно выделив проблему «цветных революций» в контексте внешнеполитических инструментов, используемых США для закрепления и пролонгации «глобального лидерства»: «Мы видим, как США и ведомый ими западный альянс пытаются любыми средствами сохранить доминирующие позиции или, если использовать американскую лексику, обеспечить свое "глобальное лидерство". В ход идут самые разные методы давления, экономические санкции, а то и прямая силовая интервенция. Ведутся широкомасштабные информационные войны. Отработаны технологии неконституционной смены режимов путем осуществления "цветных революций"».
С. Ю. Глазьев, академик РАН, доктор экономических наук, советник президента РФ, говорит о дестабилизирующем потенциале «цветных революций». По его мнению, на современном этапе исторического развития они выступают внешнеполитическим инструментом США по десуверенизации и хаотизации геополитически значимых государств и целых регионов: «Расчет делается на дестабилизацию внутреннего состояния страны-жертвы посредством поражения ее общественного сознания подрывными идеями, ухудшения социально-экономического положения, выращивания разнообразных оппозиционных сил, подкупа продуктивной элиты с целью ослабления институтов государственной власти и свержения легитимного руководства с последующей передачей власти марионеточному правительству».
Подобное мнение выражал на тот период заместитель Министра обороны РФ А. Антонов, который оценил «цветные революции» как инструмент, используемый не для декларируемой «демократизации», а для достижения поставленных геополитических задач: «Под предлогом демократизации внутренние социально-экономические и политические проблемы используются, чтобы сменить неугодные правительства на контролируемые извне режимы».
Доктор политических наук, профессор РУДН Г. Ю. Филимонов рассматривает феномен «цветных революций» сквозь призму «мягкосиловой» компоненты дипломатии США, нацеленной на реализацию американских геополитических интересов в региональной и глобальной проекции. Автор отмечает, что так называемые «ненасильственные действия», непрямое участие США в смене режимов на пространстве БСВ в период событий «арабской весны» приближали долгожданную задачу Соединенных Штатов – «перестроить Большой Ближний Восток на свой лад, предоставив проамериканским элитам новую легитимность, необходимую в условиях ослабления глобальных позиций доллара». Данные внешнеполитические шаги зачастую реализуются именно по каналам опосредованного «мягкосилового» воздействия с опорой на современные информационные технологии: «В наступившем столетии "мягкая сила", подкрепленная технологической поддержкой Америки, приобретает динамизм и мобильность: развитие средств массовых коммуникаций, сокращающих некогда непреодолимые расстояния между материками, приводит к тому, что организация и проведение государственного переворота в какой-либо стране осуществляется дистанционно, посредством передачи информации через различные сети».
Председатель Комитета Совета Федерации по международным делам К. И. Косачев также отмечает, что в современном мире «мягкосиловые» механизмы реализации внешней политики западных держав во главе с Вашингтоном плотно увязаны с геополитической стратегией «смены режимов», реализуемой посредством деструктивных политических технологий «цветных революций»: «Линия поведения США и их союзников в событиях "арабской весны" и на постсоветском пространстве оставляет все меньше места для сомнений в том, что "мягкая сила" Запада, выступавшая в роли активного катализатора государственных переворотов и мятежей, не продвигает некие универсальные демократические ценности, а банально обслуживает групповые интересы самого Запада – геополитические, экономические и т. п.».
Отечественный дипломат, кандидат политических наук А. В. Будаев выделяет «мягкую силу» в сочетании с «цветными революциями» в качестве современных инструментов США по трансформации политических систем оппонентов под собственные стандарты, что в итоге позволяет получать результаты, сохраняющиеся в течение длительного времени, без необходимости постоянного внешнего давления и вмешательства в дела реформируемых обществ: «Примером эффективности "мягкой силы" могут служить результаты "цветных революций", в ходе которых к власти в ряде стран были приведены проамерикански настроенные режимы, выстраивающие свою внешнюю политику под лекала США. Типичный пример – режим М. Саакашвили, просуществовавший в Грузии два президентских срока».
Переход категории «мягкой силы» в разряд наступательной концепции, используемой для оказания давления в международных делах и дестабилизации внутриполитической ситуации, получил закрепление в обновленной в 2013 г. Концепции внешней политики Российской Федерации. В частности, помимо определения «мягкой силы» в качестве неотъемлемой составляющей современных международных отношений, используемой для реализации внешнеполитических задач, указано: «...усиление глобальной конкуренции и накопление кризисного потенциала ведут к рискам подчас деструктивного и противоправного использования "мягкой силы" и правозащитных концепций в целях оказания политического давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела, дестабилизации там обстановки, манипулирования общественным мнением и сознанием».
По мнению доктора политических наук, профессора МГИМО Е. Г. Пономаревой, «цветные революции» являются одним из геополитических инструментов США: «Под покровом красивых фраз о демократии, правах человека, свободе и толерантности происходит фактическое уничтожение суверенных государств, представляющих для Запада геостратегический или экономический интерес».
В. И. Батюк, доктор исторических наук, профессор НИУ ВШЭ, руководитель Центра региональных аспектов военной политики США Института США и Канады РАН, полагает, что после распада СССР США приступили к активному распространению собственного влияния в зоне жизненно важных интересов России – пространстве СНГ. При этом одним из векторов политики стало создание по периметру российских границ «санитарного кордона», формируемого в рамках осуществляемого США глобального проекта «демократизации».В этом контексте инструментом реализации внешнеполитических задач, по мнению автора, становятся «цветные революции»: «В начале XXI века Соединенные Штаты нашли, как это виделось из Вашингтона, абсолютное оружие в борьбе за укрепление своего влияния на постсоветском пространстве (и, соответственно, геополитического оттеснения России) в виде так называемых "цветных революций". Кроме того, В. И. Батюк выделяет роль внешних факторов (иностранные организации) при реализации деструктивных технологий, которые привели к власти антироссийские политические силы: «...начиная с 2003 года произошла смена правящих режимов в некоторых новых независимых государствах (ННГ), причем на режимы еще более антироссийские и откровенно проамериканские. В этих событиях были задействованы финансовые и организационные ресурсы таких заокеанских правительственных и неправительственных структур, как Национальный демократический институт при Демократической партии, Международный республиканский институт при Республиканской партии, Госдепартамент США, Агентство США по международному развитию (USAID), "Фридом хаус" и Институт "Открытое общество" Джорджа Сороса».
Среди западных авторов следует выделить известного американского политолога и исследователя внешней политики США У. Энгдаля. Он полагает, что «цветные революции» являются геополитическим инструментом внешней политики США, моделью для тайной смены режимов, разработанной в недрах Госдепартамента и разведывательного сообщества. Данная схема была успешно реализована в 2000 г., когда произошла так называемая «бульдозерная революция» в Югославии, завершившаяся отставкой С. Милошевича: «Казалось, это идеальная модель для ликвидации режимов, противостоящих политике США. Не имело значения, популярен ли был режим, избран ли демократическим путем, любой становился уязвимым для новых методов ведения войны Пентагоном – техник "роения" и "цветных революций"».
В последние годы в Российской Федерации отмечается повышение интереса к исследованию проблематики «цветных революций». Необходимость более детального изучения феномена обозначена на уровне высшего государственного руководства и ответственных ведомств.
Следует также отметить, что актуализация угрозы «цветных революций» для национальной безопасности Российской Федерации способствовала началу развития отечественных подходов по выстраиванию системы противодействия. Например, по заявлению замминистра обороны РФ А. А. Антонова, ведомство предлагает изучить "цветные революции" на Украине и в Грузии, чтобы сделать "правильные выводы": «То, что у нас есть на Ближнем Востоке, ну и печальный опыт в Грузии, печальный опыт в Украине должен быть изучен и сделаны правильные выводы для государств».
Следует признать очевидную запоздалость подобных предложений по анализу феномена «цветных революций», что, впрочем, нисколько не отменяет актуальности и необходимости проведения данной работы на современном этапе.
При этом необходимо отметить, что происходит процесс инкорпорирования термина в основополагающие документы стратегического характера: «цветные революции» указываются в документах Российской Федерации среди актуальных угроз национальной безопасности и интересам страны.
В новой редакции Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (от 31.12.2015 г.) «цветные революции» уже отнесены к основным угрозам государственной и общественной безопасности (п. 43). В частности, речь идет о деятельности «радикальных общественных объединений и группировок, использующих националистическую и религиозно-экстремистскую идеологию, иностранных и международных неправительственных организаций, финансовых и экономических структур, а также частных лиц, направленная на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, включая инспирирование "цветных революций"».
Таким образом, проблема демонтажа политических режимов суверенных государств, реализуемого посредством «цветных революций», вынесена отдельным пунктом: «Практика свержения легитимных политических режимов, провоцирования внутригосударственных нестабильности и конфликтов получает все более широкое распространение».
Кроме того, в значительной степени эволюционировала и Концепция внешней политики в редакции от 2013 г., которая по сравнению предыдущей версией (2008 г.) очертила новый спектр вызовов и угроз реализации национальных интересов России в мире. Проблематика «цветных революций» получила свое закрепление. Исходный тезис основывался на том, что российскому государству приходится выстраивать свою внешнюю политику в нестабильных условиях, которые осложняются попытками Запада, и прежде всего США, вмешиваться во внутренние дела других государств.
В разделе «Современный мир и внешняя политика Российской Федерации» среди факторов, влияющих на «непредсказуемость» и «нестабильность», указывается одностороннее санкционное давление и иные меры силового воздействия в обход СБ ООН, включая «…концепции, направленные на свержение законной власти в суверенных государствах с использованием лозунгов защиты гражданского населения».
Таким образом, задача комплексного изучения феномена, особенно сквозь призму международных отношений и выявления роли внешних факторов в реализации стратегий свержения неугодных режимов, представляется крайне актуальной и востребованной с точки зрения обеспечения национальной безопасности Российской Федерации и отстаивания ее национальных интересов.
Никита Данюк, замдиректора Института стратегических исследований и прогнозов РУДН
